Кирилл Александрович задумчиво нахмурился.

— Пожалуй, вы правы, стоит проверить, не нашел ли покойный себе еще какую ведьму. Ник, не в службу, а в дружбу?

Павлицкий кивнул, но словно бы своим мыслям, а не Левину.

— А Софья Андреевна действительно настолько сильна, как ты мне сказал? — спросил Никита невпопад. — Нет, дочка Таволгиной, я все понимаю, но все же…

Внезапно на меня обрушилась буквально лавина магии, сминая волю, корежа тело, причиняя такую боль, что даже вздох стал мукой.

Павлицкий, гад.

Он не шевельнулся, не произнес не единого слова. Нападение его стало для меня поистине внезапным.

Закричала не я, закричал Левин. Он требовал, чтобы друг прекратил, чтобы оставил меня в покое, но Павлицкий улыбался — и ничего больше.

Как же они меня утомили, эти интриганы от магии.

Я тихо начала про себя привычный ведьмовской говор, которым протаптывала дорожку к тем силам, которые были моими помощниками, защитниками, были моим оружием.

— Как вода вытекает сквозь пальцы, так и сила твоя проходит сквозь меня, да в землю стекает. Как трава после бури поднимается, так и я поднимаюсь. Все, что мне готовил, пусть к тебе вернется…

Ведьма не может напасть неожиданно, ведьме нужно время, чтобы призвать ту мощь, с которой она связана от рождения.

— Слово мое крепкое, — закончила я плести чары.

Павлицкий сложился молча и опустился на пол, только воздух глотал жадно, словно бы надышаться никак не мог. Кирилл Александрович подняться помог только мне, на друга своего маг глядел так, что на месте Никиты я бы выпрыгнула в окно прямо сейчас. Благо, этаж десятый и наверняка убьется. В глазах Левина я видела желание убивать, причем убивать мучительно.

Стоять я могла, только лишь опираясь на руку надзирающего инспектора, и это оказалось почему-то приятно. Не слабость разумеется, а помощь которую я получила, даже не прося о ней.

— Вопрос снят, — прохрипел через несколько секунд Никита, не предпринимая попытки встать на ноги. — Какое качественное зеркало. Хорошо еще, ничего серьезного не использовал. Кирилл, окажись я на месте Стаховича, я бы ради такой тоже многих убил. Дай Софье Андреевне точку опоры — и она влегкую мир перевернет.

Кажется, несмотря на все, Павлицкий был чертовски доволен собой. Теперь мне тоже хотелось его убить.

— А просто спросить было нельзя? — возмутилась я.

Боль и страх отступили. Осталась злость. Раньше мне думалось, будто бы я на подобные чувства просто неспособна, считала, злость и гнев — совершенно не касаются меня. Зря. Всего-то пара часов в обществе Никиты Павлицкого — и я сама себе уже напоминаю забытый на плите чайник. Видимо, талант этого мага заключается в том, чтобы вытаскивать из потаенных уголков души самое низкое и омерзительное.

— Кир, нуждаюсь в помощи и поддержке, — простонал с пола Павлицкий, намекая, что неплохо было бы поднять и его.

Левин упрямо мотнул головой.

— Не дождешься. Я же просил тебя не причинять вреда Софье Андреевне. Хватает и того, что ты ей нервы попортил.

Мне даже немного польстило, что Кирилл Александрович предпочел встать на мою сторону, признав таким образом, что поступок его друга был отвратителен.

— Да бросьте вы оба так на меня смотреть. Ничего такого уж страшного я не использовал. Ведьмы ведь большие мастерицы, когда речь идет о зеркалах. Ну, а то, что Софья Андреевна получила пару неприятных минут, так я тоже. Квиты.

Гений и злодейство. Павлицкий и совесть.

Хорошо, хотя в этом Левин отличен от своего друга.

— Простите его, — обратился ко мне Кирилл Александрович, который, кажется, в этот момент раскаивался за двоих. — Обычно Ник руководствуется благими намерениями, вот только они его вечно ведут по кривым дорожкам в какие-нибудь буераки.

Прощать Павлицкого не входило в мои планы, тем более, что ухмылялся он весьма мерзко, но не хотелось расстраивать Кирилла Александровича, и я кивнула.

— Ну вот какая славная девушка, всех готова простить, — фыркнул Никита, медленно, осторожно поднимаясь на ноги. — В общем, предлагаю поступить так: ты, Кир, поройся в полицейских сводках на тему пропавших людей, я пощупаю окружение Арцева и постараюсь узнать, не нашел ли он себе кого другого для оказания колдовских услуг. А Софья Андреевна…

До чего же человек невыносимый.

— А Софья Андреевна — ведьма, и не имеет никакого отношения к вашей славной конторе, — решительно заявила я, нахмурившись.

Внезапно я услышала сперва тихий смешок, а потом полноценный смех. Левин от души веселился, видя мое недовольство. Честно говоря, я даже опешила сперва. Не так часто можно увидеть, как Левин от души веселится. Не зря ведь про себя я звала его дементором: радости в маге не было ни капли.

— Ну ладно, я пока пополз отсюда. А вам двоим, видимо, нужно еще договорить.

Я бы сказала, что как раз договаривать нам с Левиным и не стоило. У меня не хватит воли и решимости сказать ему категорическое нет, хотя должна я поступить именно так. Он… Он наверняка решит, что у него есть надежда… Словом, дело обернется совсем дурно.

Однако уполз из моей квартиры Павлицкий довольно споро, хотя и в полусогнутом состоянии.

И мы остались в квартире с Кириллом Александровичем вдвоем.

Я почувствовала, что начинаю краснеть от мучительного смущения, которого прежде никогда не испытывала рядом с этим мужчиной. Быть может, все дело заключалось в том, что теперь мне стало известно о его чувствах, однако же рядом с Костиком ничего подобного в моей душе не возникало, пусть он и ухаживал за мной, и говорил, будто любит.

Будто любит.

Что там он испытывает ко мне на самом деле, я могла только догадываться. О моих чувствах и говорить не приходилось.

Левин стоял рядом со мной. Мы оба молчали, и тишина в квартире была такая, что, кажется, я могла услышать, как неспешно течет время. Единственный звук, который существовал для меня в тот момент — это дыхание Кирилла Александровича. Слишком тяжелое.

А потом он внезапно схватил меня за плечи, повернул к себе и поцеловал так, что я сразу поверила: уже не первый год его мучили чувства ко мне. Губы у него были горячие, сухие, и мне почему-то подумалось, что это самый правильный момент в моей жизни, что никого не было до него, и никого не будет после.

Мои руки будто сами обвили шею Левина… И тут я осознала, что веду себя по-настоящему ужасно.

Я оттолкнула мага, но слабо, без настоящей решимости. Другой мужчина, подозреваю, ничего бы не заметил, однако Кирилл Александрович отступил тут же. Взглянув в его глаза, я почувствовала себя палачом, который занес топор над беззащитной жертвой.

— Я в вашей воле, Софья Андреевна, — горько усмехнулся Кирилл Александрович, опуская голову. — Несколько лет назад мне казалось, будто весь мир рухнул, будто я никогда не смогу даже довериться женщине, не говоря уже о том, чтобы полюбить… Глупость едва не подростковая. Но потом появились вы. И мне плевать на всяческих суженых, на все плевать. Судьба? Я и с ней готов бороться, если вы согласитесь только… Если вы только скажет, что я хоть сколько-то вам небезразличен, пусть даже самую малость.

Сердце заполошенно колотилось в груди как перепуганная птаха. Кровь стучала в висках.

Я могла только смотреть на этого мужчину, не более, не нашлось ни единого слова, чтобы дать ему ответ. Но мое беспомощное молчание оказалось для Левина красноречивей любых слов.

— Вы, как всегда, предпочли не лгать мне. Я знаю, вы не любите меня. Вы просто не могли полюбить меня. Но если бы у меня не было совершенно никакой надежды, вы бы сказали сразу. И если бы вы влюбились в Стаховича — вы бы тоже сказали сразу. Такие женщины, как вы, никогда не мучают напрасными надеждами. Но вы молчите. Значит, у меня есть шанс. Я хочу добиться вас, Софья Андреевна. И прошу вас позволить мне сделать это.

Если я действительно и была принцессой, запертой в башне, то сейчас у ворот этой башни стоял рыцарь с тараном и решимостью разнести все до основания, только чтобы добраться до меня.